Дело было лет семнадцать назад. Рожь конечно же была гуще, а жемчуг — крупнее, хоть и не в наших щах, но да я не об этом.

Было дождливое летнее утро. Свинцовые тучи заклеили небо тёмными блямбами, моросил дождь и дул ветер. В такую погоду хорошо спать. А потом снова спать. Чем я и собрался заняться, когда в окно постучался друг Андрей.

— Как у нас с безумиями? — с ходу осведомился он, и пояснил: — Давай покатаемся на великах.

Памятуя о том, что сейчас морось, а ночью то был ливень, добавив сюда сельскую неасфальтированную местность, слова про безумия совсем не казались гиперболой.

И я согласился.

У Андрея был советский большой велосипед, кажется «Прогресс», хотя я уже не уверен. У меня была огромная для меня «Украина» с рамой наверное из чугуна. Или даже из искусственно созданного металла, призванного побить чугун в плане веса. Седло, даже в самом нижнем положении, было для меня слишком высоко, поэтому во время езды я испытывал какие-то цирковые ощущения балансирования на высоте.

Это добавляло безумств и делало затею интереснее. Поэтому мы сели и поехали — через участки, через участки, снова через участки, через поле на краю леса… С этого момента мы стали ехать значительно медленнее. Ночной ливень сделал из тропинок некое подобие венецианских каналов и нам постоянно приходилось оценивать глубину и решать для себя — мы велосипедисты или гондольеры? Ошибка в этом решении означала в лучшем случае опять мокрые ноги, а в худшем — примерку на себя роли Пизанской башни, которая таки упала, причём в грязь.

Но вот наконец водяное поле кончилось и началась бетонка. Дело пошло быстрее. Мы решили, что самое бесценное, что есть у человека, это его опыт. Опыт человек получает, сталкиваясь с новым. А рядом была свиноферма, ощутимая не только глазами, но и носом. За свинофермой ожидалось ещё одно поле, а там — большая дорога. Как я сейчас понимаю, Третье бетонное кольцо. Вот этот то путь мы и решили проложить.

Возможно надо было признать ошибку раньше, ещё когда мы увидели то поле. На нём выращивали — не помню что, но точно не рис. Хотя в номинации «лучшие рисовые чеки», поле наверняка взяло бы «гран-при». И мы побрели (иное слово тут не подходит) через эти чеки. Как-то, не очень помню как, мы дошли до конца поля и остановились. Да, мы на дороге, цель достигнута. Но после этого мы сделали то, что не сделали раньше — обернулись и осознали: призовая игра. Надо идти обратно. И, в отличие от «пути туда» на этот раз мы точно знали, что нас ждёт.

Велосипед с гордым именем «Украина» сдался первым. Он резко повысил свои адгезионные свойства, облепил грязью свою раму, а главное — колёса, из за чего они стали похожи по толщине на колёса грузовика. О езде на этом чуде, да ещё и по рисовым чекам, не могло быть и речи. Вариантов осталось только два: пристрелить или тащить на себе. Я выбрал второй, но как же это было тяжело! Грязь — вовсе не пух, и велосипед постарался на славу, облепляя себя оной. Наверняка в процентном отношении грязи на велике было многократно больше, чем на самом чумазом в мире тракторе. Возможно поле было анизотропным и пачкалось сильнее при перемещении по нему именно в этом направлении. Как бы то ни было, роли сменились и велосипед оказался сверху.

Я тащил его медленно. Где на плечах, а где просто волоком, собирая в щели конструкции пучки травы и, как масло на бутерброд, намазывая на велосипед дополнительные слои гумуса. Сквозь заливающий глаза пот я видел, как впереди, метрах в ста, качалась спина Андрея. Его велик продержался дольше моего, но тоже не выдержал.

Дальнейшие мои воспоминания напоминают полёт трассирующей пули. Вот я падаю вместе с велосипедом, вот я рывком поднимаю его на плечи в передо мной мелькает чёрный бублик грязи, в который превратилось колесо. Вот я вижу впереди свиноферму, и понимаю, что осталось немного, но сил уже нет. Вот мы уже рядом с воротами фермы и меня радует даже запах, потому что он означает конец этого поля и бетонную дорогу.

Как я отчищал велосипед и как ехал обратно через «маленькую Венецию», я не помню. В голове только образы финиша — мы въезжаем на территорию нашего дачного товарищества, я еду будто-бы под горку, хотя горки нет. Но дом тянет к себе, как магнит, поэтому кажется, что меня туда втягивает. И вот наконец сарай, в который можно спрятать велосипед — отмою потом.

На кухне стояла большая кастрюля с гречкой. Никогда особо не любил гречку, и сейчас равнодушен к ней. Но тогда я ушёл с кухни, оставив за собой пустую кастрюлю, я даже не утруждал себя такой глупостью, как перекладывание каши в тарелку.

В измученном теле всё пело от перспективы отдыха, а на душе было хорошо. Безумства делают жизнь вкуснее.